В лаборатории редактора. Лидия Чуковская.

[Шенайя]

Наряду с "Слово живое и мертвое" Норы Галь эту книгу можно рекомендовать к прочтению всем начинающим писателям. Конечно, она в первую очередь для редакторов. Но автор демонстрирует такое чувство слова и такие замечательные примеры! Многие общие замечания к стилю, во множестве встречающиеся в сети, становятся понятны. А еще замечательны цитаты из писем писателей и редакторов.

"Я ненадолго приехал в Лондон, - рассказывает В. Сомерсет Моэм, - и пригласил для временной секретарской работы одну молодую женщину. Она была застенчива, миловидна, и у нее был роман с женатым человеком, занимавший все ее помыслы. Перед тем я написал книгу под заглавием "Портер и пряники", и как-то в субботу утром, получив переписанную на машинке рукопись, попросил свою секретаршу взять ее домой и выправить к понедельнику. Я хотел, чтобы она только исправила опечатки и отметила места, где машинистка ошиблась, не разобрав моего почерка, который, надо сказать, оставляет желать лучшего. Но секретарша моя была добросовестная молодая особа, и поняла она меня буквально. В понедельник она принесла мне рукопись, а с нею - четыре больших страницы исправлений. Признаюсь, первым моим чувством была легкая досада, но потом я подумал, что раз человек затратил столько труда, глупо будет не воспользоваться этим, и стал внимательно читать замечания. По всей вероятности, моя помощница окончила коммерческий колледж, и мой роман она исправляла так же методично, как тамошние преподаватели исправляли ее работы. Замечания, которыми она аккуратно исписала четыре больших страницы, были язвительны и строги. Я сразу решил, что преподаватель английского языка в том колледже не стеснялся в выражениях. Он, несомненно, вел твердую линию и ни в чем не допускал двух мнений. Способная его ученица требовала, чтобы каждое мое предложение было построено точно по правилам грамматики. Свое неодобрение по поводу разговорных оборотов она отмечала восклицательным знаком. По ее мнению, на одной странице не следовало дважды употреблять то же слово, и всякий раз она предлагала какой-нибудь синоним. Там, где я позволял себе роскошь разогнать предложение на десять строк, она писала: "Неясно. Лучше разбить на два или даже три предложения". Когда я давал в своем тексте приятную передышку, обозначаемую точкой с запятой, она возражала: "Точка"; а если я отваживался на двоеточие, едко замечала: "Архаизм". Но самым жестоким ударом был ее вопрос по поводу шутки, которая мне казалась вполне удачной: "Проверено?" В общем я вынужден заключить, что ее преподаватель поставил бы мне весьма невысокую отметку" В. Сомерсет Моэм. «Подводя итоги».

"Пойми, что в твоих писаниях не может быть ни единой черты, которой не было бы в тебе самом, - писал Уолт Уитмен. - Если ты злой или пошлый, это не укроется от них. Если ты любишь, чтобы во время обеда за стулом у тебя стоял лакей, это скажется в твоих писаниях... Нет такой уловки, такого приема, такого рецепта, чтобы скрыть от твоих писаний хоть какой-нибудь изъян твоего сердца" Уолт Уитмен. «Избранные стихотворения и проза».

У книги единственный недостаток: она написана в 1950-1960 года, а посему много советско-колхозной пропаганды. Но она легко фильтруется.

UPD: Читаю дальше. К сожалению, большая часть полезностей для автора содержится в первых двух с половиной главах, а дальше специфика мало того, что редакторская, так еще и советского времени. Чем дальше, тем меньше примеров, больше рассуждений о недостатках редакторов и идеалах редакторской работы. Последняя глава "Маршак-редактор" вызывала любопытство, но, увы, тоже не впечатлила. Я очень уважаю Маршака, читала его автобиографию взахлеб и с горящими глазами, особенно те части, где он описывал знакомство с писателями. А у Чуковской рассказ об его редакции не цепляет.
Но все же в книге есть уникальные примеры работы над текстом. Приводится отрывок, в котором что-то не так, потом тщательно разжевывается, что именно и как исправить. Исправленный вариант тоже приводится, как и его анализ. После одного из таких примеров Чуковская пишет про автора:
«Он удивился, приметив, что раздражающий избыток подробностей почти во всех случаях вызывался не изобилием, а недостаточностью - отсутсвием той точки, с какой глядит в эту минуту герой или автор на совершающиеся события. Вот когда ее нет, этой всеопределяющей точки, когда мысль неотчетлива, а чувства вялы, тогда-то, без удержу и без разбора, и начинают размножаться подробности.»

А вот цитата на злобу дня, про подстрекательство к самоубийству. Чуковская восстает против узколобости некоторых редакторов.
«Он(редактор) читает (рукопись) дальше и дальше - и скоро его негодование достигает апогея. Мальчику, увлеченному этнографией, старуха-профессорша рассказывает историю одного ленинградского юноши, который совершил в этнографии замечательное открытие. Он работал самоотверженно, вдохновенно, с большим упорством. Окружающие находили его гениальным. Во время войны он погиб. История произвела на школьника большое впечатление. Он по-детски позавидовал юноше. Ему тоже захотелось совершать открытия. В своих наивных мечтах он в одно и то же время и трогателен и смешон. Ему мерещатся подвиг и слава.
"Эх, как бы сейчас умереть! - думает он. - Как бы эдак погибнуть, пожертвовать... Чтобы и про него она сказала когда-нибудь: "Молодой этнограф - наш замечательный соотечественник... печать гениальности"
[...] Не призыв ли к самоубийству? В объяснения на этот раз редактор пускаться не стал. "Вон!" - односложно написал он на полях».

Еще из понравившегося:
Нет, нравственное здоровье заключается в преодолении горя, а не в отсутствии его. В его отсутствии заключена лишь нравственная тупость.

запись создана: 28.01.2015 в 11:18

@темы: Почитать, Отзывы, Цитаты

Comments

[sam_banshee]

За что "Вон" то? В подростковом возрасте такие мысли - это, увы, нормально. Четко и ясно представляю себе этого мальчика, жаждущего умереть за Идею. Подростковый максимализм, все дела, так и есть.

[Шенайя]

sam_banshee, тут Чуковская восстает против узколобости некоторых редакторов, которые этого не понимают.

[sam_banshee]

Шенайя, а, оок, а то была непонятна суть.