читать дальшеСовсем забыла, что в этой квартире до фига и больше классической литературы в бумаге. И 4 тома "Войны и мира" 66 года издания тоже нашлись. С подписью "С международным женским днем". О времена, о нравы - кому сейчас придет в голову на 8 марта дарить подобное?
Читаю и ожидаемо спотыкаюсь об язык - отключить режим беты не всегда получается. "Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всего ему надоело". Читая подобное мило улыбаюсь и напоминаю себе, что учиться надо чему угодно, но не языку, да. Образности, описаниям, оборотам, сюжетным ходам или еще чему. Но не языку. И в тоже время я ему завидую. Он мог прямо писать "Пьер сделал движение, будто хотел встать с дивана, но передумал". "У него было такое лицо, как бывает у " и дальше описание на пять строк, в каких ситуациях и у кого бывает такое лицо. Топорно, но понятно. Когда пишу черновики, сама так порой выражаюсь, чтобы понять, чего за улыбку имела в виду, что за движение.
А еще радуюсь, что читала в свое время "Наполеон" Тарле и что-то о том периоде отложилось в дырявой памяти. И то с тоской вспоминаешь фэнтезийные эпосы - там автор знает, что ты нихрена не знаешь, и со всеми знакомит. А здесь имена и события сыплются, как из дырявого мешка, будто все в курсе и наслышаны. Автоматически (профдеформация, похоже) пытаюсь прикинуть, как переписать-оформить-отредактить так, чтобы сделать для школьников не так отталкивающе. Но спохватываюсь и щелкаю себя по носу за подобные мысли.
Книга старая, потрепанная тремя поколениями школьников, вся в закладках цветной бумаги "первая встреча с Пьером", "смерть князя, отца Пьера", "первое знакомство с Наташей Ростовой", везде пометки карандашом, выделяющие знаковые описания-события-фразы. В общем, все очень мило.Читала сегодня в метро (послали с утра курьером к черту на куличики). У него забавные портреты персонажей и порой жутчайшее описание действа. Я только с третьей попытки прорвалась через предложение:
- Доверьтесь его милосердию! - сказала она ему и, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.Ну чудовищно же! Не, я понимаю, что тогда так принято было изъясняться, но ничего не могу поделать со своим возмущением.
Позабавил портрет:
«Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбaрдами генерал, плотный и широкий больше oт гpуди к спине, чем от одного плеча к другому.»